top of page

ОФИЦЕР

    Леонид Ефремов

Иван проснулся от подступающей тошноты и дрожи во всем теле. Замызганный армейский бушлатик,  с полевыми майорскими звездами, странным образом уцелевшими на погонных вкладках, казалось собрал в себе всю промозглость  фанерной комнатушки и теперь пропитывал ей каждую клеточку тела.  Ног он не чувствовал совсем. Неудачная попытка приоткрыть глаза привела к приступу новой волны тошноты и нестерпимой головной боли.  Иван сделал очерчивающее движение дрожащей рукой вокруг себя. Он не почувствовал, как пальцами перевернул стоящую на полу бутылку. Бутылка покатилась, и по звуку Иван понял, что она пуста. Он тихо простонал. Едва ли кто-нибудь в этот утренний час в суетливой донской станице смог бы услышать этот стон. Звук с трудом прошел  через тонкую полопавшуюся фанеру, которой для Ивана  отгородили каморку в полуразвалившемся и разграбленном бывшем сельсовете. Звук, затухая  дополз до крыльца без дверей и умер рядом в буйных и загаженных зарослях шиповника.
Превозмогая тошноту и головную боль, Иван ощупал внутренний карман бушлата и, убедившись, что паспорт и военный билет на месте, решил подняться с подстилки, во что бы то ни стало.
Уныло оглядывая грязный пол, усеянный промокшими раздавленными окурками, он вспомнил, как вчера за бесценок, за возможность напиться вдрабодан, продал станичному атаману подарок погибшего друга  Трофейный «Наган-С». Подарил наган под Гудермесом
Пашка.  Пашка Алексеев, с которым они подружились еще на первом курсе «рязанки». И. как бы не раскидывала их судьба по горячим точкам, сперва разваливающегося Союза, затем по сожженным югам России, все равно сводила, хотя бы на несколько мгновений ,то в пылающем и визжащем Карабахе, то в простреливаемой насквозь полуразрушенной церквушки в Бендерах, то в заваленном гниющими трупами «чехов» только что отбитом подвале. Тот  Пашка, который, как и сам Иван был простым русским офицером, не прятавшим голову за спины солдат, не имеющим ни дома, ни семьи, ни сбережений, но, следуя, теперь уже не понятно кому и  в чем,  данной присяге, стреляющим, гримасничающим в частых рукопашках и презирающим и жирных кремлевских генералов и сам кремль. Тот Пашка, невидящие глаза которого Иван, плача без слез, закрыл под серым ноябрьским небом Аргунского ущелья.
Мордатый полупьяный атаман в тренировочных штанах и коммуфляжной куртке, к которой криво и через край были пришиты парадные полковничьи погоны с малиновыми просветами внутренних войск, грудь которого тонула в самодельных крестах и в непонятно зачем приколотой медали «За Победу на фашизмом 1945», долго рассматривал раритет.
-Не любо, майор! Тут всего-то шесть патронов! Да и от «калаша» к нему не подойдут. Дам за него литр самогонки, больше не стоит.
Ивану уже давно на все было наплевать. Полгода назад он, как и многие, был вышвырнут из армии очередным сокращением. Из армии, которой отдал львиную долю свой жизни.
Родители умерли рано, жена растворилась в катакомбах коммерческой любви, внушив общему сыну, что его отец лох и нечищеный сапог, за всю жизнь, только и заслуживший неказистую майорскую звездочку да пару орденов-побрякушек. С дальними родственниками связь была потеряна. И Иван, имея мизерное увольнительное пособие, решив далеко нее ехать, остановился в этой, на первый взгляд обычной русской казачьей станице, неподалеку от мест былых сражений.
Помня тех бравых приднестровских казаков, с кем бок о бок сидел в окопах и ходил в атаку, Иван с первых дней поражался разнице между боевыми товарищами и новыми односельчанами.
Казалось бы, что совсем рядом находится враг и боевое казачество должно быть во всеоружии. Но неприветливость местных жителей, братание с наглыми кавказцами, чувствовавшими себя здесь полными хозяевами, раболепство перед ними местных ряженых  неприятно поражали.  Не сильно вдававшийся в политику военный профессионал считал своим долгом выполнять боевые задачи с наименьшими потерями, заботиться о личном составе и служить Отечеству , сохраняя верность воинской присяге.
В небольшой станице  , среди тех, кто обязательно должен был быть его единомышленниками, он рассчитывал начать новую жизнь, одновременно помогая казакам в наведении на своей земле порядка, защите границ и в созидании.
Но здесь процветало беспробудное пьянство и поножовщина.  Торговля оружием и наркотиками, привозимыми почти открыто, приехавшими покуражиться в Россию кавказцами и ощущение собственной беспомощности и ненужности диктовали  простой выход – напиться..
Атаман еще раз со всех сторон осмотрел наган и, подобострастно улыбаясь, направился к находившемуся в горнице Джажбуту, одетому в полевую форму, перетянутую пулеметными лентами. – Любо, уважаемый!  Прошу принять в подарок от казаков нашей станицы!
Ивана передернуло. Еще полгода назад, командуя батальоном спецназа,  он, не задумываясь, пустил бы этого «джигита» в расход вместе со всей его гогочущей в атамановой горнице немытой бандой. Джажбут презрительно сверкнул глазами на грязный и потрепанный бушлат Ивана, усмехнулся, разглядев майорские звездочки и, надменно улыбаясь, милостиво принял от атамана наган.
- Все! Все! Иди, майор!- обнимая горца и рассыпаясь перед ним в подобострастной улыбке, атаман махнул Ивану в сторону двери.
     Оглядывая, выделенную ему казачьим кругом фанерную каморку, Иван, превозмогая похмелье и тошноту от своего вчерашнего унижения,  пытался найти хоть что-нибудь, что можно было бы продать, купить билет и уехать отсюда. Все равно куда. Лишь бы подальше, лишь бы не видеть унижения, беспредела и продажности тех, кто нарек себя станичным казачеством. Но, кроме никчемной боевой «лимонки» со стертой на углах смертоносных граней защитной краской у него ничего не было.
Трясясь и тщетно стараясь согреться , небритый и похожий на бомжа, Иван бесцельно брел по станице в сторону сельпо, построенного еще при советах, а ныне корявой надписью масляной краски от руки превращенного в ООО « КАЗАЧИЙ ДОН».
В десятке метров от магазина стояла «девятка» местного ОВД, дальше несколько до крыши забрызганных грязью «жигулей десятого поколения» без номеров. Из машин звучала ритмичная кавказская музыка. Около магазина царило лихорадочное оживление.
Миновав двух милицейских сержантов, уныло беседовавших у своей машины, Иван увидел то, что заставило забыть и о холоде и о похмелье. Обкуренные горцы, образовав круг вытанцовывали дикарские танцы. В центре круга вчерашний Джажбут с подручными срывали одежду с плачущей русской девчонки. Эту девчонку он в станице  не видел. Скорее всего она была приезжая. Возможно, что приехала к кому-то из станичников в гости, возможно была беженкой. Непонятно, как попало это худосочное плачущее и напуганное существо в центр дьявольского круга, где бесновались дикари.
Джажбут расстегнул ширинку и явил миру огромное возбужденное, но, пожалуй единственное свое достоинство. Раздалось одобрительное гигиканье толпы.
- Откуда к нам залэтэла такой птычка? Ыз Маскви? Вай-Вай – щерился Джажбут,
Пахабными движениями руки подогревая свою звериную страсть.
Иван беспомощно повернулся к милиционерам. Два сержанта в бронежилетах и с автоматами продолжали мирную и скучную беседу, делая вид, что ничего не происходит, но внимательно искоса и с нескрываемым наслаждением следя за событиями в бесовском круге.
Кровь ударила в голову. Он и сам не понял, как в одно мгновение, откинув нескольких пляшущих, очутился в центре круга. В метре от себя он видел огромные полные слез глаза уже почти совсем голой девчонки и налившиеся ненавистью выпученные белки Джажбута.
- Урус, билять! Охуель?
- Отпустите девчонку, суки! – Иван выхватил из кармана потертую лимонку и выдернул кольцо, придерживая пальцем чеку.
- Совэм абарзель, майор?!- джажбутово достоинство от такой наглости вдруг потеряло
половину своей мощи.
- Больше повторять не буду!- заорал Иван и занес гранату над головой.
- Что ти? Что ти? Ми жэ пащютылы!
Девчонка громко вереща, подхватывая на ходу лохмотья разорванной одежды, опрометью бросилась к ближайшему полисаднику и юркнула в кусты.
Краем глаза Иван увидел двух сержантов, на бегу, срывающих с плеч автоматы и передергивающих затворы.
-Брось гранату, сука!- орали они, готовясь к стрельбе на поражение.
Вокруг замерли горцы, тупо раскрыв гнилозубые рты. Достоинство Джажбута извергало на спущенные  штаны и ботинки тонкую струйку мочи.
- Брось гранату! Открываем огонь!  – вопил уже подбежавший на расстояние десяти-пятнадцати шагов один из милицейских сержантов.
Иван опустил гранату и она, тихо щелкнув запалом замерла на земле, поливаемая мочой Джажбута.
      
                                         Май 2011

_________________________________

 

                                                                              Кавказский Бокля

 Донская земля уродила десятки героев, увенчавших себя великой славой в военных походах за матушку Россию. Несомненно, одним из ярких представителей великих донских полководцев является казачий генерал Яков Петрович Бакланов, один из героев Кавказской войны XIXвека. Это был двухметровый широкоплечий богатырь с круглым, изрытым оспойлицом, большим мясистым носом и толстыми губами.

Из под густых, свисающих со лба бровей, еле виднелись маленькие глаза, постоянно излучающие то гнев, то милосердие, то безмерную отвагу. Пышные усы переходили в не менее роскошные бакенбарды, развивающиеся при малейшем ветре.

Вся эта колоритная грозная фигура в военном мундире и со знатной саблей на боку, постоянно восседающая на коне, приводила втрепет десятки лет горцев на всем Кавказе.

О подвигах Якова Бакланова, выходца из знатной донской казачьей семьи, еще при его жизни слагались легенды, слава его подвигов разносилась по всей России.

Но в основе сотен стихов и казачьих песен, легенд и баек о генерале Бакланове всегда лежали подлинные факты из его героической жизни.

Родился будущий генерал 15 марта 1809 года в станице Гугнинской вблизи Цимлянска в знатной казачьей семье.

Дед его наводил ужас на закубанских черкесов, отец храбро воевал с Наполеоном и турками,

дослужил до хорунжего и заслужил орден Святого Георгия Победоносца.

В семилетнем возрасте Яшка уже резво скакал на лошадях, умело владел пока еще деревянной саблей и слыл грозой станичных мальчишекподростков.

Первое неизгладимое впечатление о военном казачестве осталось в душе мальчишки при встрече военных войск проставленного атамана Платова, возвращающегося с военной компании 1812 года.

Войска шли к Новочеркасску несколько дней и ежедневно десятки казаков с ближайших станиц собирались, чтобы встретить прославленных донских казаков. Отправился на встречу и отец Яшки, прихватив с собой семилетнего сына.

Ранним утром Яшка, крепко держась за отцовскую руку, протолкнулся сквозь толпу казаков на передний план и увидел, как перед входом в городгруппа офицеров, среди которой был и Матвей Иванович Платов, спешилась с коней и взошла не небольшой холм. Среди сотен станичных казаков и военных полков воцарилась гробовая тишина. Матвей Иванович вышел

вперед, сделал три низких поклона в разные стороны и громким зычным

голосом произнес:

-Здравствуй, земля родная! Здравствуй Дон-батюшка и вы, казаки донские!

Послужил я верой и правдой царю нашему и Отечеству родному, не ударил в грязь перед врагом лютым и прославил землю русскую подвигами безмерными казаков наших. Довольно постранствовал я на чужбине далекой и, наконец, воротился на родину. Молю бога, да успокоит

он мои кости на земле моих предков.

Затем опустился на одно колено, взял горсть земли и поцеловал её. В ту же минуту прозвучала громкое «Ура! Здравствуй, наш атаман, на многие и многие лета!».

 Вот именно эта картина встречи прославленного атамана на Донской земле и стала решающей в дальнейшей судьбе казачонка.

Уже в восемь лет он напросился отправиться вместе с отцом на службу в Бессарабию. В шестнадцатилетнем возрасте Бакланова зачисляют на военную службу урядником и он, с отцовского благословления, отправляется в казачий полк Попова в Крым.

 В 1828 году девятнадцатилетний Яков за храбрость и верность долгу был произведен в хорунжие и в составе казачьего полка под командованием своего отца принимает участие в первых военных действиях новой русско-турецкой войны.

 Через год за проявленную храбрость и военную смекалку Яков Петрович награждается первыми двумя орденами Святой Анны 4-й степени «За храбрость» и 3-й степени с бантом.

В 1834 году Яков Баклановвпервые попадает на Кавказ с казачьимполком Жирова и с первых дней развеивает миф о непригодности станичныхказаков к боевым действиям в условиях горной местности.

 В это же время среди горцев возникает новая религия мюридизм, направленная в основном на

освобождение восточного Кавказа от русских.

В 1836 году мюридизм возглавляет Шамиль, практически став во главе многотысячной армии горцев, борющихся с русской армией, пытавшейся присоединить Дагестан и Чечню к России. Жестокая и кровопролитная война русских с Шамилем продлится более 28 лет, в которой одной из главных военных фигур на стороне русской армии выступит бесстрашный казачий генерал

Яков Петрович Бакланов.

В начале июня 1836 года по русским войскам и армии горцевпронеслась первая легенда о боевом искусстве двадцатисемилетнего Бакланова.

 Казачий полк Жирова был переведен на реку Чамлык ниже русской Вознесенской военной крепости. Обустроив временное военное укрепление на берегу Чамлыка, Бакланов стал готовиться к отражению атак горцев.

 Силы были неравны. Баклановцам приходилось отражать одну атакуза другой. После ожесточенного боя седьмой атаки горцев Бакланов вызвал к себе хорунжего Полякова и пояснил:

- Медлить нельзя. Надвигается гроза, которая может оказать нам услугу порох в черкесских ружьяхбыстрее мокнет, чем в наших. Они и не подумают, что мы станем наступать в грязь по горным тропам. Но это будет смертельная битва с горцами.

- Так умрем же за Отечество, но отстоим славу русскую, - воскликнул Поляков.

- Спасибо, браток! Другого ответа я и не ожидал, - ласково ответил Бакланов и крепко обнял молодого хорунжего.

– Вот мои приказания: если мы отобьем следующее нападение горцев, то я с первой полусотней брошусь в пешую атаку, а ты раздели своих казаков и охватывай фланги. Но если жемои казаки

пошатнутся, поспеши тоже в пешую атаку. Вместе будет сражаться и умирать!

Поляков отдал честь и быстро вышел из штабного шатра.

Почти сразу же началась очередная атака горцев. Бакланов со своими войсками смело вступил в бой с основными силами противника.

В двенадцатую атаку, под начинающимся дождем, Бакланов одержал временную победу и перешел в наступление. Но силы были неравны, казаки стали отступать под натиском горцев. Вдалеке послышались первые раскаты грома, приумножающиеся горным эхом.

И вдруг на холме среди кустов появился на своем верном коне Бакланов.

- Ребята, слышите пушечные выстрелы? Это наши полки идут нам наподмогу, докончить наше дело, обагренное казачьей кровью. Не дадим же им воспользоваться нашим успехом! Станичники! Пики наперевес! С Богом вперед!

Воодушевленные таким призывом своего храброго командира, казаки ринулись в бой.

Но слова Якова Петровича слышали и горцы на другом берегу Чамлыка. Они, плохо расслышав слова Бакланова, толи не так ихрастолковали, то ли вовсе не расслышали, но приняли воинственный призыв русского богатыря за предсказания: «Бокля и залпы пушек может криком

вызвать!».

В смятении горцы отступили, а о силе баклановских слов разнеслись по русской армии первые солдатские байки. В то же время, чеченцы и другие горцы армии Шамиля впервые стали называть Бакланова «Бокля шайтан», что означало «Бакланов дьявол».

   Вторая легенда о русском генерале появилась у горцев после ожесточенного боя 26 июня 1848 года.

В рукопашном бою один горец почти в упор выстрелил в Якова Петровича. Кровь залила его мундир и это виделидесятки чеченских и русских воинов. Но крепкий и мужественный Баклановудержался в седле и продолжил сражение. Только после боя врачи осмотрели рану. Каково же было их удивление, когда они обнаружили, что пуля попала в ключицу левой руки через жилетку, в кармане которой лежал серебряный рубль. Пробив край рубля, пуля потеряла свою силу и неглубоко вошла в тело. Спустя два дня горцы вновь увидели своего ненавистного

противника, гордо восседающего в седле лошади. Вот с тех пор и пошла среди горцев поговорка, что «Баклай -пашу» пуля не берет.

Действительно

Бакланову повезло, вторично он был ранен в бедро правой ноги только лишь 24 марта 1850 года.

Прошло несколько лет. Летом 1851 года Яков Петрович прибыл с сотней своего полка под командование князя Барятинского, который тут же поставил его во главе одного линейного казачьего полка, девятиста недавно призванных в армию донских казаков и нескольких десятков Грозненской милиции из числа местных жителей. В конце июня войска сосредоточились против Герменчукского леса, за которым располагался хорошо укрепленный

чеченский аул Герменчук.

Пока пехота проходила лес, двести тридцать конных баклановцев пошли в атаку и, отбросив горцев, вырвались на герменчукские поля. Но горцы быстро передислоцировались и ринулись в

контратаку.

Шедшие впереди четыреста донских казаков, впервые увидевшие подобный дикий натиск горцев, пришли в замешательство, дрогнули и начали отступать. И вдруг впереди них на резвом скакуне появилась огромная колоритная фигура в военной форме:

- Казаки, не пристало нам отступать! Я сам поведу вас на неприятеля!

Вы много слышали обо мне, хочу, чтобы и о вас так же говорили. Разобьем

чеченцев и слава ваша донесется до берегов нашего Тихого, заветного Дона!

Грозный вид знатного казака, яркий призыв к бою за родной Дон-батюшку и медленно поднимающаяся в руках незнакомца полупудовая шашка воодушевила необстрелянных дончаков, и они смело ринулись в бой за своим полководцем.

Прошло несколько минут и на зеленом поле смешались в едино сотни конных и пеших казаков и горцев.

Дикие крики чеченцев, громкое ржание лошадей, скрежет сотен острых сабель, стоны умирающих оглушили пару десятков молодых казаков и они сталиотступать. И вновь, как из-под земли, перед отступающими появилась грозная фигура Бакланова:

- Стоять! Не сметь отступать! с каким-то нечеловеческим голосом закричал он, сверкая, как злобный барс своими выразительными глазами и размахивая шашкой.

Один из казаков не остановился и, махнув рукой на генерала, продолжил бегство. В ту же минуту Бакланов настиг его и наотмашь рубанул трусливого казака.

Охваченные страхом от увиденного и небывалой силой воли своего командира, казаки остолбенели, а затем с громкими возгласами «Ура!», «За Бакланова!» и «За Дон родимый!» ринулись в атаку.

Бой этот вновь Бакланов выиграл, а среди донских казаков разнеслась новая байкапоговорка, родившаяся в этом бою «Бакланов и умом силен, и саблей

остер».

А среди горцев еще крепче укрепилась слава бесстрашного «Шайтан-Бокли» или «Джаджала», который ради дела и своего не пожалеет.

Спустя пару месяцев произошел еще один случай, после которого среди горцев укрепилась слава непобедимости Бокли, обладавшего сверхъестественной силой. Сам Яков Петрович позже в своихвоспоминаниях так описывал этот яркий эпизод из своей военной жизни:

«На праздник Успения, пообедав после полудня, я прилег отдохнуть в маленькой коморке, дверь из которой выходила на крылечко, где помещались мои ординарцы, висело оружие и стояла всегда оседланная лошадь.

День был нестерпимо душный. Раскинувшись на ковре, я разделся догола, снял даже рубашку и в одних чувяках уснул, как убитый. Вдруг меня разбудил орудийный выстрел и крик ординарца: «Чеченцы!».

Шум, крик, суматоха кругом на улице. Я бросился прямо к двери, схватил шашку,

вскочил на коня и только, очутившись на площади, увидел, что на мне ничего нет,

кроме чувяков и шапки. Но одеваться было некогда...». Кто-то из казаков на ходу накинул на Якова Петровича бурку и он, во главе двухсот казаков, как стрела вылетел за укрепление и с ходу набросился на большой конный отряд чеченцев, в четыре раза превосходивший по численности донских казаков.

Опешившие от скачущего на них полуголого Боклю, горцы замешкались. Забыв про шашку, Яков Петрович выхватил из рук ординарцапику и с громким возгласом «Вперед! За мной» ринулся на врага. Умело орудуя пикой, Бакланов, как сказочный богатырь, валил с лошадей конных горцев и врезался вглубь неприятельского войска.

Он вихрем метался по полю битвы, не давая неприятелю приблизиться к нему. Горцы не

выдержали столь быстрой и необычной атаки, дрогнули и стали отступать.

Но пощады от казаков ждать не приходилось они отбросили неприятеля с горной долины, вытоптав зеленую траву и разогнав пасущийся скот.

Позже же чеченцы баклановскую атаку описывали совсем по-другому.

Они выехали на холм, с которого просматривались вдалеке стада пасущихся овец. Вдруг овцы исчезли и появились полуголые казаки, с громкими криками скачущие им на встречу. Впереди несся голый Бокля. Откуда он появился и куда исчезли стада овец - понять было невозможно.

Вот и родилась среди горцев еще одна легенда о силе Бокли, который способен в

любую минуту превратиться в овцу, пробраться к неприятелю и, обернувшись вновь в казака, нанести неожиданный смертельный удар.

Слава о бессмертии Бокли среди горцев Кавказа укрепилась еще после одного случая, произошедшего с генералом Баклановым.

В 1852 году несколько отрядов Якова Петровича сосредоточились около укрепления Воздвиженское, находившегося почти в центре Большой Чечни.

Это происходило совсем недалеко от главной ставки Шамиля, разделявших его от русских войск Качкалыковским хребтом. Шамиль не мог позволить укрепиться войскам Барятинского, в составе которых находились и бесстрашные казаки Бакланова.

Баклановцы укрепляли свои позиции на одном берегу Мичуки, а горцы на другом. Позиция русских располагалась гораздо выше чеченской, поэтому, осматривая строительство оборонительных укреплений, Бакланов частенько выезжал на холм, чтобы лично удостовериться в подготовке противника. Однажды к нему в ставку доставили лазутчика Алибея, который донес о заговоре Шамиля. Дело в том, что Шамиль пригласил известного на Кавказе снайпера, чтобы убить казачьего генерала.

Местные чеченцы с недоверием отнеслись к прибывшему снайперу и предупредили его:

- Слышали мы о твоей меткости. Говорят, ты из своей винтовки на лету в яйцо попадаешь? А вот

тот, кого ты похваляешься убить, на лету выстрелом муху подстрелить может. Его пуля не берет, он с шайтаном знается.

- Ну, хорошо, - отвечал стрелок. Я закачу медную пулю. От нее уж и сам шайтан не уйдет.

Призадумался Яков Петрович над рассказом Алибея, а затем сказал:

- Ну, как Богу будет угодно чему быть, того не миновать. Поиграем в игру и с самим имамом.

В окружении генерала никто ничего понять не мог: неужели ихкомандир решил вступить в сделку с самим дьяволом? Никто не мог и догадаться о дерзком замысле Бакланова, который четко рассчитал, что в утреннем тумане на расстоянии реки снизу вверх целиться будет очень

сложно и вероятность быть убитым даже самым метким шамилевским стрелком минимальная. «К тому же,- рассуждал опытный вояка, - стрелок будет волноваться и думать о байках обо мне, рука обязательно вздрогнет.

Но зато своим промахом стрелок укрепит славу непобедимости донского казака».

Расчет оказался рискованным, но верным. На следующее утро Бакланов на своем верном коне, как всегда, медленно взобрался на холм и неторопливо стал продвигаться вдоль своих укреплений и поглядывать на другой берег Мичуки.

Воцарилась зловещая тишина и, наконец, в утреннем тумане прозвучал выстрел. Промах... Бакланов медленно продолжает движение. Через минуту второй залп... Пуля слегка задела бурку Якова Петровича.

Возмущенный и удивленный чеченский стрелок, забыв о конспирации, вскочил и схватился руками за голову. Но именно этого и ждал Бакланов, он мгновенно выстрелил в маячившую за рекой чеченскую папаху. Прославленный шамилевский снайпер был убит. Спустя несколько

минут вдалеке за рекой послышался шум и громкие крики: «Якши, Боклю! Слава Боклю!». Цель была достигнута горцы убедились, что «Баклан - паша» бессмертен.

С тех пор в русских войсках и, особенно среди горцев и чеченцев, появилась поговорка: «Не хочешь ли убить Бакланова?», произносимая в адрес болтуна или зазнайки, хваставшегося своими боевыми подвигами.

Бытует еще одна легенда, что будто бы всемогущий имам и предводитель горцев Шамиль, призывая своих подданных на решающий бой с русской армией, в сердцах воскликнул:

- Горцы! Если бы вы боялись Аллаха так же, как Бакланова, то давно были бы святыми. Но не будьте же трусами. Упорствуйте в борьбе и схватках с врагами более, чем вы делали это доселе. Проявляйте усердие, ибо заслуги в священной войне неисчислимы.

Но воинствующий дух горцев был уже подорван. Чеченцы разделились на несколько отрядов, многие отвернулись от Шамиля, некоторые перешли на сторону русской армии, а другие стали скрываться за пределами Кавказа.

Все это и послужило поводом к добровольной сдаче Шамиля русским войскам. И самую существенную роль в этом сыграли именно донские казаки под командованием легендарного генерала Бакланова.

После Кавказской войны Яков Петрович служил еще в Крыму и в Польше, преумножая славу русского оружия и передавая свой богатый опыт боевого искусства молодым офицерам. Возвратившись на Дон, он многое сделал для улучшения жизни солдат-ветеранов и простых казаков.

По иронии судьбы на склоне своих лет ему пришлось покинуть родныеместа и переехать в Петербург.

В многолюдном городе о былых подвигах донского казака петербургская знать успела забыть, и бывшему вояке довелось доживать свой век без почестей и славы.

Здесь он тихо и скончался

18 февраля 1873 года в бедности и безвестности.

Только спустя несколько лет слава о подвигах легендарного донского казака генерал-майора Якова Бакланова, обладавшего богатейшей коллекцией собственных боевых наград, вновь разлетелась по всем уголкам не только Тихого Дона, но и всей необъятной России.

Дик Николай Францевич

публицист, прозаик и поэт;

отличник народного просвещения,

автор свыше 160 книг по педагогике

и методике воспитания,

публицистики, поэзии и прозы;

лауреат и призер более 15

всероссийских и международных

литературных конкурсов, член

Союза журналистов России, Союза

писателей России, Союза

литераторов Европы,

Международной ассоциации

литературы, культуры и искусства и

Межрегионального союза писателей Украины.

г. Азов Ростовской области

bottom of page